Заслуженный артист России, профессор, заведующий кафедры виолончели, контрабаса, арфы и квартета в Санкт-Петербургской государственной консерватории имени Н.А. Римского-Корсакова Алексей Массарский – часто приезжает в «Сириус» на образовательные программы виолончелистов. В этом году он вошел в состав жюри III Всероссийского конкурса молодых музыкантов «Созвездие». Мы поговорили с ним о современной виолончельной школе, его любви к педагогике и самом конкурсе, который завершился в Сириусе накануне.
Для конкурсантов, которые участвуют в проекте в номинации «Оркестровые струнныеинструменты», общение с Алексеем Массарским – это возможность получить экспертизу и профессиональные советы от артиста, который много лет и с большим успехом выступает с крупнейшими симфоническими коллективами мира. Концертная практика ничуть не мешает ему заниматься обучением виолончелистов. «Время не стоит на месте, исполнительская культура тоже развивается, и мы, музыканты, вынуждены постоянно совершенствоваться, – говорит Массарский. – Но в педагогике я все же следую традициям русской исполнительской школы, как меня учил мой профессор Анатолий Павлович Никитин».
– От кого зависит, станет ли виолончелист или скрипач профессиональным музыкантом?
– Увлечь музыканта, заинтересовать его, чтобы он целиком и полностью погрузился в процесс обучения, достаточно трудно. Но это задача педагога. Он должен быть не только специалистом высшей квалификации, но еще и психологом, который умеет найти подход к ученикам. Все же понимают, что кого-то надо больше хвалить, кого-то, наоборот, надо пожурить, тогда он начнет воспринимать, внимательно слушать и правильно делать. Все от педагога зависит.
Мне кажется важно, чтобы педагог был играющим музыкантом, умеющим не только рассказать, но и показать, как надо. Потому что, сыграв произведение на сцене, ты воспринимаешь его иначе. Безусловно, теоретический подход необходим, но обязательно нужно это дело обстрелять, как говорится, обыграть. Как минимум для того, чтобы понять, прав ты или нет: верны ли твои подходы к трактовке, технологии. Это все выявляет сцена. Этим опытом мне конечно, хочется делиться со своими студентами.
– А конкурсы выявляют развитие их талантов? Вот вы на «Созвездии» отслушали много ребят: можете рассказать, что это за музыканты?
– Понравились многие, особенно скрипачи. Они все достаточно крепкие, ровные, отмечаю качество их исполнения. Я сразу подумал: выбирать будет трудно среди них. Виолончелистов было меньше. Но тем не менее среди них тоже играли ребята, которых можно было выделить даже после первого тура. В целом уровень очень высокий. И это радует. В большей части я сидел и получал удовольствие от того, как конкурсанты выступают.
Знаете, когда шел конкурс, я отметил лидеров не только среди скрипачей и виолончелистов, но и среди духовиков. Обратил внимание и на арфистку, она единственная на конкурсе. Было интересно, как они себя покажут во втором и в финальном турах. И практически я не ошибся, они все достойно отыграли и получили свои награды.
– Вы на «Созвездии» участвуете впервые, но в судействе других конкурсов у вас большой опыт. Чем-то отличается процедура прослушивания, голосования? Или все конкурсы похожи в этом смысле?
– Отчасти они похожи, но здесь вообще царит более семейная что ли атмосфера. Дело в том, что обычно конкурсы таким образом проходят: первые два тура жюри не обсуждают, выставляются баллы, счетная комиссия их подсчитывает, дальше выставляется средний балл. Кто больше набрал, тот и проходит. Отсеивается, скажем, 50%. Здесь же проходят все. Мы сейчас это обсуждали с коллегами в жюри: это хороший подход. У детей нет стресса (пройду - не пройду), они могут сосредоточиться на игре и спокойно идти к финалу.
– Скажите, можете вспомнить самый сложный случай в опыте судейства на музыкальных конкурсах? Или все достаточно ровно всегда проходило?
– Нет, знаете, бывают ситуации, когда расхождения во мнениях у жюри кардинальные. Совершенно не предполагаешь исход. Например поставил исполнителю невысокий балл – заслуженно, на свой субъективный взгляд. И вдруг он проходит.
– Это о чем говорит? Все равно мы имеем дело с такой субъективной субстанцией личного восприятия?
– Понравиться всем членам жюри невозможно, у каждого складывается свое мнение и своя оценка. Но все же критерии, по которым мы судим – это качество исполнения. Насколько технически совершенно и вдохновенно музыкант играет, насколько показывает свою индивидуальность. Увидеть, услышать индивидуальность исполнителя, его внутренний мир, чувственность, умение мыслить, интересно и грамотно излагать материал: все это крайне важно. И вот эти показатели должны быть приоритетными в оценке исполнителя.
.jpg)
– А если вы встречаете исполнителя, индивидуальность которого на конкурсе просто зашкаливает, он предлагает свой взгляд на произведение, на которое вы, казалось бы, имеете более традиционный взгляд, свою интерпретацию, свой подход, свою трактовку. Как вы воспримите такого исполнителя: положительно или все-таки в условиях конкурса вы к нему отнесетесь достаточно критично?
– Какие обязательные моменты для конкурсанта? Естественно, все то, что он должен показать на первом туре – это исполнительские способности, инструментальная школа.
– Как квалификация в спорте?
– Ну, конечно. Умение чисто, точно исполнить программу. Второй тур – там как бы идет оценка художественно-образной стороны. Понятно, что те, кто прошел во второй тур, у них с технологией, со школой все в порядке. Здесь ты уже смотришь на исполнителя как на художника. И конечно, в этом плане индивидуальность, искренность необходима и ценна. На это обращаешь внимание, особенно если попадается исполнитель, который выбивается из группы и не похож на всех, своеобразный, интересный, оригинальный. Но просто быть «не таким как все», не годится, на мой взгляд. Если ты не такой как все, то ты должен быть лучше.
– Просто иногда слышатся мнения жюри на разных конкурсах, которые говорят: да, индивидуальность оставьте на концертах, а это конкурс и здесь все должны подчиняться определенным правилам.
– Но все же, на мой взгляд, конкурс должен выделяться тем, что подчеркивает индивидуальность. Понимаете, только как в спорте не получится: пробежишь быстрее, все – ты чемпион. Сыграть быстрее – ты все еще не чемпион, сыграешь громче – тоже нет.
– Это как Артур Рубинштейн ругался все время с Яшей Хейфецем: «Не надо играть быстрее» «Но почему? Если я могу играть быстрее, почему бы не сыграть?»
– Да, понимаете. Художественность, индивидуальность важна. Вот чем сцена отличается от простой обычной жизни, от музицирования где-то в узком кругу? Сцена она сразу открывает музыканта с его человеческой стороны. На сцене нельзя лицемерить. Вся сущность человеческая сразу вылезает: через звук, через тембр, через инструмент, через музыкальность, через душу, вот она вся, как говорится, на ладони. Здесь обмануть невозможно, это сразу слышно: когда делаешь сердцем.
– Много фальшивых персонажей бывает на сцене?
– Сколько угодно. Можно мастерством это дело прикрыть, но опять же профессиональное ухо это всегда услышит и почувствует. Даже, я думаю, что и не только профессионалы. Ведь публика реагирует на что? На естественность, на правду. Если есть намек на какую-то ложь, успеха не будет. Даже если сыграно и очень быстро, и очень громко, и по нужным нотам.
– Вы сами какую музыку любите играть больше всего?
– Знаете, любую. Дело в том, что я считаю, что музыкант должен уметь и разбираться, и чувствовать, и понимать, и исполнять любую музыку, за что бы ни взялся. И главное правило: если я играю данное произведение, значит я его люблю больше всего в жизни.
– А как вы относитесь к тем музыкантам, которые ограничивают себя каким-то стилистическим репертуаром и, собственно, посвящают себя ему, копают, изучают, ну вот, например, историческое исполнительство. Как вам такой подход? Это ограничение или, наоборот, погружение в эту музыку?
– Каждый исполнитель выбирает для себя то, что ему ближе. Есть исполнители романтической направленности, есть классицисты, есть те, которые играют, скажем, музыку барокко или добарочную музыку, или ультрасовременную. Вот поэтому каждый выбирает для себя что ему ближе.
– А вам что ближе?
– Ну наверное, романтическая музыка, как бы по складу, по всему, по характеру, наверное, музыка Шумана, Брамса, Дворжака, Сен-Санса и, конечно, Чайковского, Рахманинова мне ближе.
– Роскошный виолончельный репертуар у них, конечно. А когда вы работаете со своими учениками, вы все-таки в их головы вкладываете это умение исторически и стилистически точно подойти к выбранному сочинению?
– Конечно, обязательно. Более того, я постоянно с ними на эту тему разговариваю. Я говорю, что наше образование не заканчивается только музыкальным кругом. Для того, чтобы вы прониклись в суть произведения или для того, чтобы вы поняли какой эпохи вы касаетесь, вы обязаны знать литературу, поэзию, живопись, в музеи ходить, интересоваться, чтобы понять, что и как, в каком это стиле, в каком времени это все создавалось, какие люди носили наряды, платья. Это и есть часть образования, без которого музыканту никак нельзя.
