help@sirius.online ВЕРСИЯ ДЛЯ СЛАБОВИДЯЩИХ

Фото: klatmagazine.com

Продолжаем общаться на тему современного искусства с Валерией Ждановой и разбираемся, за какие заслуги известные художники XX века признаны гениями. В прошлых публикациях мы поговорили о том, как в совриск вошли реди-мейды, затем разобрались, что такое неодадаизм. В последней, третьей публикации мы проследим, как дальше развивались актуальные стили и течения нового «непонятного» арта.

Копирование реальности

Джаспер Джонс хотел рисовать с детства, а позже это желание сформировалось в намерение стать профессиональным художником. Он дружил с самыми яркими представителями разных видов искусства, особенно близко ‒ с Робертом Раушенбергом, поэтому некоторые их работы даже исполнены в близкой манере. Не оставляла Джонса и идея дюшановского реди-мейда, ставшая одной из составляющих его художественного языка.

Фото: barnebys.hk

Флаги, карты, мишени, цифры и буквы долгое время оставались главными объектами Джонса, вне зависимости от того, в какой технике он работал. А серия с национальными флагами и вовсе стала его визитной карточкой. Американский флаг. Затем белый американский флаг. Затем три американских флага друг на друге. Ничего особенного? Как бы не так. Во-первых, все работы выполнены из газетных вырезок и воска. Эта техника называется энкаустикой. Во-вторых, если подумать, то «Флаг» только имитирует вещь, это реди-мейд наоборот: если из-под него убрать полотно, то можно использовать его по прямому назначению. Флаг станет самим собой, предметом, не имеющим отношения к искусству, просто визуальным объектом, отделенным от его символических коннотаций и сведенным к чему-то в себе. 

Современники Джонса воспринимали эксперименты над неприкосновенным государственным символом по-разному: кто-то одобрил, кто-то посчитал это непозволительным. А знатоки искусства были поражены тем, что Джонс не просто использует в своих работах обычные предметы, как другие новаторы того времени, а создает их сам. Дублирует то, что окружает нас и так. Зачем? Он наотрез отказывался объяснять. Говорил только, что ему нравится использовать известные каждому символы ‒ флаги, цифры, буквы, ‒ потому что они вроде бы понятны и просты, но в них можно разглядеть сотни значений.

Фото: museumstories.com

Ничего лишнего 

В технике энкаустика созданы самые знаменитые работы Джонса. Пчелиный воск в основе красок заставляет мазки очень быстро высыхать. С одной стороны, это требовало от художника большого умения, а с другой ‒ радовало Джонса тем, что не надо долго ждать, прежде, чем наносить новый слой. Вообще, Джонс не особо заботился о том, чтобы строго придерживаться одной техники: в его коллекции найдутся и карандашные рисунки, и картины маслом, и слепки из глины, и конструкции из дерева и металла. Даже энкаустика у него периодически дополняется бумажными и тканевыми кусочками. Как и Раушенберг, он был убежден: искусство можно сделать из всего, что попадает под руку. 

От хаоса клякс к четким линиям

Есть такая легенда. Однажды современник Джонса художник Виллем де Кунинг (набросок которого стер Раушенберг, помните?) воскликнул про галериста Лео Кастелли, открывшего миру многих художников того времени: «Принеси ему пару пустых пивных банок – он продаст и их!» Джаспер Джонс тут же ухватился за эту идею: а почему бы и нет? Он создает скульптуру «Раскрашенная бронза (Банки эля Баллантайн)», которую Кастелли, конечно же, успешно продает! Многие восприняли эту работу как откровенную шутку, но так ли это на самом деле? Некоторые искусствоведы полагают, что таким образом художник проводит окончательную границу между собственным творчеством и абстрактным экспрессионизмом ‒ хаосом точек, клякс и черточек, который к тому времени практически изжил себя.

Фото: phaidon.com

Преувеличение реальности

Современник и соотечественник Джаспера Джонса пошел еще дальше. Клас Ольденбург тоже создавал вполне обычные предметы, только изображал их не вполне обычно.

Если будете гулять по Филадельфии и увидите прищепку высотой в несколько этажей ‒ знайте: это Ольденбург постарался. Если в Токио наткнетесь на трехметровый яблочный огрызок ‒ это тоже Ольденбург. Если в парке неподалеку от Осло испугаетесь, что на вас катятся гигантские канцелярские кнопки, ‒ виноват Ольденбург. Если в Париже увидите торчащее из земли велосипедное колесо, потом часть седла, а потом выглядывающий из лужайки руль ‒ огромный велосипед закопал здесь Ольденбург.

Фото: dev.history.com

У Ольденбурга за плечами художественная школа, в 1960-м он открывает студию и начинает продавать собственные работы. Основной темой творчества того периода стала… еда. Мега-пирожные, мягкий пуфик-гамбургер, громадные торты, съесть которые не сумел бы ни один сладкоежка. Ольденбург даже витрину для своих творений сделал.

А еще у художника странное стремление сделать все размякшим, стекающим, расплавленным. В этом ему помогают папье-маше, гипс, мягкие ткани.

С 1976 года Ольденбург начинает создавать уличные скульптуры, и с тех пор это его любимое направление. Особенно поражает умение автора заставить предмет замереть в движении: повисли в воздухе сбитые кегли, застыл веник, сметая в приподнятый совок очередную порцию мусора. И все это ‒ гигантских размеров и в самых разных городах мира. Смотрится необычно, но органично, словно так это место и должно выглядеть.

Фото: Paris-life.info

Пожалуй, именно своими огромными творениями, посвященными не научным открытиям, не известным людям, не историческим событиям, а простой мелочевке вроде иглы с ниткой или ложки с вишенкой, Клас Ольденбург и прославился.

Всех художников ХХ века, которые были упомянуты в нашей трилогии о современном искусстве, объединяет то, что каждый из них был новатором и подтолкнул совриск к дальнейшему развитию. Благодаря им искусство смогло перейти от модного тогда абстракционизма к неодадаизму. Этот переход можно сравнить с реанимацией. Нет, мы не говорим, что искусство умирало ‒ скорее обновлялось и обретало новые формы. И основной чертой этого того искусства было отдаление от реальной жизни: точки, пятна, линии ‒ набор математика, ничего похожего на то, что нас окружает. Искусство для искусства. А художники, о которых мы говорили, словно реаниматоры, напротив, приближали, возвращали его к жизни.

Фото: sudocode.net

Вспомним по порядку. Сначала Марсель Дюшан изобрел реди-мейды ‒ обыденные предметы, которые мы видим каждый день, он помещал в арт-пространство и заявлял: «Вот, это искусство, потому что стоит в галерее». Затем Роберт Раушенберг стал эти обыденные предметы ‒ от булавки до головы козла ‒ компоновать, создавать из них что-то новое. И тоже заявлял: «Вот, искусство ‒ это все, что попадает под руку». Джаспер Джонс идет еще дальше: начинает не использовать обыденные предметы, а создавать их. Теперь любая банка – не просто средство для творчества, а его цель. Наконец, Клас Ольденбург эти самые предметы не только копирует с реальных, а еще и изменяет их: огромная прищепка, мягкий гамбургер, растекающийся вентилятор.

Бригада реанимации (вместо эпилога)

И что в итоге? В точке старта ‒ искусство для искусства (абстракционизм). Потом обычные предметы равны искусству (Дюшан с его реди-мейдами), потом искусство из обычных предметов (Раушенберг), потом созданные искусством предметы (Джонс и Ольденбург). Если не сломали голову и язык и поняли смысл этого предложения ‒ поздравляем, вы теперь знатоки истории совриска и читали нашу трилогию не зря!

Поделиться
Подать заявку
© 2015–2024 Фонд «Талант и успех»
Нашли ошибку на сайте? Нажмите Ctrl(Cmd) + Enter. Спасибо!