Многие люди привыкли считать себя вершиной эволюции, но насколько объективно такое мнение? В поисках ответа на этот вопрос не обязательно заглядывать в глаза гигантскому кальмару, протискиваться в темный ход муравейника или гнаться по саванне за гепардом. Достаточно посмотреть на наших родственников-приматов, сидящих на соседних ветвях эволюционного древа. Их точку зрения показал воспитанникам «Сириуса» наш гость, доцент кафедры антропологии биологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова и научный редактор портала «Антропогенез.ру» Станислав Дробышевский.
Взять хотя бы руконожку, или айе-айе, живущую в лесах Мадагаскара. Огромные безволосые уши и большие глаза позволяют ей ориентироваться в ночных лесах гораздо лучше человека. Руконожка весит около трех килограммов (это один из самых крупных ночных приматов), у нее густой мех и прекрасный, пушистый хвост, достигающий 60 сантиметров в длину. Такими чертами человек тоже похвастаться не может. Чтобы лучше цепляться за стволы деревьев, ногти на некоторых пальцах руконожки (характерная черта приматов) стали снова похожи на когти. Для охоты за насекомыми пальцы на передних конечностях руконожки стали очень длинными. Средний палец – самый тонкий, увенчанный устрашающим когтем – помогает ей проникать в трещины коры, доставая оттуда личинок и жуков.
Такой «указующий перст» много лет внушал мадагаскарским племенам суеверный страх: считалось, что тот, на кого он покажет, вскоре умрет. Но для руконожки он – прекрасная прогрессивная черта. Другие ради добывания насекомых вынуждены подбирать палочки и выдумывать орудия, а у руконожки этот полезный инструмент всегда с собой. С точки зрения руконожки, остальные приматы – лишь жалкие пародии на нее, тупиковые ветви эволюции, не сумевшие как следует приспособиться к жизни в лесах.
Хотя шерстокрылы могли бы с ней поспорить. Складки кожи позволяют им планировать в кронах деревьев, а присоски на ладошках и стопах помогают прикрепляться к стволам. Очень прогрессивные черты, которые людям так и не удалось развить. У шерстокрылов есть свои соперники – летяги-тагуаны, и свои предковые линии, идущие, как у руконожки, от того же «великого предка» – ископаемого примата пургаториуса.
Можно возмутиться, что нам нет смысла мериться приспособленностью с видами, живущими на деревьях. Однако, спустившись с ветвей на землю, можно обнаружить, что и здесь нас давно обскакали. И сделал это долгопят, который благодаря скакательному суставу может с места прыгать на расстояние до 6 метров. «Все олимпийские прыгуны могут уволиться и идти в управдомы: ни один их рекорд не сравнится со способностями среднестатистического долгопята. А долгопят, между прочим, размером с ладонь!» – напомнил антрополог.
В голени долгопята малая и большая берцовая кости срослись, делая животных более приспособленными к жизни на земле и в кустарнике. И это, несомненно, прогрессивная черта: человек здесь тоже на верном пути, но ему потребуются еще миллионы лет, чтобы развить ее до конца. Обогнал нас долгопят и по скорости утраты обоняния, а ведь развитие в этом направлении очень характерно для приматов, потому что они мало ориентируются на запахи и гораздо больше – на зрение.
Кроме того, долгопят – самый хищный из всех приматов. Он питается насекомыми, порой убивая кузнечиков размером с самого себя. В общем, есть немало предпосылок к тому, чтобы смотреть на эволюцию как на долгопятогенез. Тем более, что в числе предков долгопята был род с чудесным названием Necrolemur, что звучит гораздо интереснее, чем какие-нибудь австралопитеки. С этой точки зрения человек не очень сильно отличается от орангутана, и оба они – лишь неудавшиеся попытки природы создать что-то столь же совершенное, как долгопят.
Мир глазами мандрила выглядит иначе. Мандрил большой (крупнее него только гориллы, шимпанзе, орангутаны и люди), красивый (причем не только спереди) и саблезубый (его клыки могут быть длиннее, чем у леопарда). В его родословной числится прославленный викториапитек. Мандрил с самого начала был так хорош, что за последние 7 миллионов лет почти не изменился, пока люди судорожно искали свой эволюционный путь. Собираясь в стаю, эти приматы становятся почти неуязвимыми: они шумят и безобразничают, но почти никто не может съесть их или хотя бы приструнить. Поэтому они всегда живут группами. Отношениям внутри этих групп, правда, завидовать не приходится. Вопреки мнению зоолога Конрада Лоренца, по уровню агрессии люди далеко не первые даже в списке приматов. У самцов мандрилов убийство кем-то из сородичей становится главной причиной смертности.
А вот гориллы прогрессивны даже по человеческим меркам: они довольно умны, хотя их размеры, сила и образ жизни не очень располагают к частому использованию интеллектуальных способностей. Тем не менее, и масса мозга, и IQ горилл примерно приравниваются к таким показателям у людей с уровнем «ниже среднего», но все еще не считающихся отсталыми и недоразвитыми. Гориллы, обученные языку жестов, могут выражать свои мысли, строить планы, шутить и ругаться. «Люди с таким интеллектом ходят по улицам, водят машины, даже придумывают законы», – пошутил Дробышевский.
Этот список можно продолжать бесконечно. Ревуны и сиаманги «поют» громче любых оперных артистов – их голоса слышны на расстоянии до 16 километров. У золотистых потто отростки позвонков торчат из-под кожи на загривке, словно иглы, чтобы никто не мог укусить их в шею. Маленькие обезьянки игрунки 20 миллионов лет назад избавились от зубов мудрости, которые до сих пор заставляют людей страдать в кабинете стоматолога.
«Я не пытаюсь заронить в вас комплекс неполноценности, – постарался не расстраивать удивленных слушателей Станислав Дробышевский. – У нас тоже есть свои крутые свойства: мы двуногие, не очень волосатые, мы шибко умные. Но и все другие тоже не так уж плохи».
Все наши выводы о собственном совершенстве опираются на шкалу оценки, в которой мы сами становимся точкой отсчета. Сравнивать эволюционную «продвинутость» разных видов, используя человеческие мерки, – все равно что судить о приспособленности рыбы по ее умению взбираться на дерево. А это, как говорил еще Эйнштейн, заставит рыбу всю жизнь чувствовать себя глупой и недоразвитой.
